Математик, Хиппи, Актриса?

Материал из Милләттәшләр
Перейти к: навигация, поиск
Чулпан Хаматова

Хаматова Чулпан Наилевна - Актриса театра и кино, Заслуженная артистка России, ведущая актриса театра «Современник», лауреат Государственной премии в области театрального искусства (2004), а также премий «Золотая маска», «Кумир», «Чайка». Член Общественной палаты Российской Федерации.

«МАТЕМАТИК, ХИППИ, АКТРИСА?»

Экзотическая внешность, яркий талант, необычная судьба – Чулпан Хапатова у всех на устах: в свои 25 лет она -одна из самых модных и популярных актрис российского кинематографа.

Чулпан, я знаю, что ваши родители – математики и оба были против того, чтобы их дочь занималась искусством…
Да, родители не хотели, чтобы я была артисткой, но при этом, как ни странно, они сделали все для того, чтобы я ею стала. Мама первая подтолкнула меня к этой профессии еще в самом раннем детстве, когда запоем читала мне на ночь книги: уже сама засыпала, а я все требовала и требовала… Сколько я помню, книги покупались и приносились в дом просто в страшном количестве. А там, где книги, там и фантазия, и воображение, а где воображение, там и начало творчества. Были еще походы в музеи, театры, абонементы в консерваторию – меня таскали везде, где полагалось быть интеллигентному ребенку.
Вообще, в меня в детстве очень много вкладывали. Я была слабым ребенком: у меня был нефрит, я умирала от почки, буквально каждый год болела воспалением легких и меня клали в больницу. И тогда отец отдал меня в фигурное катание, чтобы я немного окрепла. Только сейчас я понимаю, сколько это ему все стоило – таскать меня на другой конец города во Дворец спорта, ждать, потом вести на Черное озеро (есть у нас такое в Казани) и вместе со мной кататься на льду. Но я и в самом деле перестала болеть. Правда, потом мне фигурное катание надоело. Наверное, потому, что секция, куда я ходила, – это была школа олимпийского резерва, где нужно было побежедть, а я соревноваться ненавижу. Я так родителям и сказала: я туда больше ходить не буду, вы расстраиваетесь из-за того, что я занимаю последние места, а я принципиально соревноваться ни с кем не буду.

Вы что, совсем не честолюбивый человек?
Нет, почему, я – честолюбива. Но соревноваться — никогда! Это убивает меня сразу. И в математической школе, где я училась, мне всегда говорили, что у меня неплохие задатки, но быть обязательно первой я никогда не хотела.

А как вы попали в математическую школу?
По конкурсу, после седьмого класса. Это – единственная высшая математическая школа в Казани, при Казанском университете. А мой класс был еще и при Финансово-экономическом институте. Это был очень престижный в то время институт и престижная профессия – быть аудитором и зарабатывать большие деньги. Конкурс был туда сумасшедший, но я поступила и родители мои были счастливы.

Чулпан, но я слышала, что вы были не только прилежной ученицей и одаренным ребенком, но и… хиппи. Это правда?
Да, это все началось с Beatles, в классе восьмом, а дальше уже понеслось. Как-то я лежала в больнице и там познакомилась с девушкой – студенткой университета. Она привела меня в свою компанию, и я поняла, что это та компания, которая мне нужна. С одноклассниками мне было уже скучно. Я стала ездить вместе с этими ребятами в лагеря, которые университет устраивал для одаренных детей. В зимние каникулы мы уезжали жить в какой-нибудь интернат и продолжали учиться там. В летние каникулы мы разбивали лагерь – с палатками, с котелками, с кострами. Места выбирали абсолютно дикие, далекие. Все были хиппи, это было естественно.
Там же я стала участвовать и в толкиеновских играх, когда мы целый год плели кольчуги из маленьких колечек, на которые вешаются занавески, вырезали из дерева мечи, выезжали в лес и там делились на силы добра и зла. Бегали все – и студенты, и профессора.
Рисовали какие-то планы. В общем, сумасшедшее, золотое время было!
Но прилежной ученицей я никогда не была. Пятерка по математике – это да, а все остальные предметы – тяжело. Мама, спасибо ей неземное, ходила в школу, каждый раз все сглатывала, пыталась поговорить с учителями. Однажды я принесла домой даже повестку в психдиспансер, маме сказали: вашу девочку надо проверить, она психически ненормальная. И произошло это потому, что меня вызвала к себе директриса и начала орать за то, что я в очередной раз пришла в школу в рваных джинсах.

А романы у вас в школе были?
Я была очень влюбчивой. Но все мне было не по росту. Все были какие-то студенты – оторванные, сумасшедшие, у меня с ними ничего не получалось, взаимности не было: я была слишком робка. А те, кто в меня влюблялся, меня не устраивал, такой вот замкнутый круг.

Математическая школа, университетские лагеря, потом институт… Откуда вдруг появилась неожиданная тяга к актерству?
Я поняла, что надо действовать, прислушиваясь к тому, что велит тебе сердце, к чему больше всего чувствуешь потребность. У меня всегда подсознательно существовал образ театра. Я смотрела фильмы, и мне тоже хотелось играть, и мне казалось, что у меня получится. В конце концов, проучившись несколько месяцев в Финансовом институте, я ушла из него и поступила в Казанское театральное училище. А потом один педагог в училище сказал мне, что мне нужно ехать в Москву, потому что там больше работы и больше возможностей.
И я поехала. Вот здесь уже мама по-настоящему испугалась, потому что это означало, что мы с ней расстаемся. По она все равно поехала со мной. Как только я уходила, мама начинала молиться, чтобы я никуда не поступила, так как она не хотела со мной расставаться. А я решила поступать только в ГИТИС. Мне сказали, что нужно поступать только к Алексею Бородину, потому что у него был потрясающий спектакль “Наш городок” и потому что это был замечательный мастер. Я так и сделала. И на втором туре мне Бородин сказал: мы тебя точно берем.

Вы талантливый человек – не успели приехать из Казани и уже поступили в ГИТИС.
Ну тут много всяческих факторов сложилось. Главное — я нисколечко не волновалась. У меня был такой азарт – Москва, знакомые, Большой театр. Я все время, пока поступала, ходила в театральную библиотеку. Ведь у нас в Казани такой библиотеки нет, и я вычитывала в ней все, что меня интересовало, – и про зарубежный театр, и про пантомиму. Я просиживала в этой бибиотеке день и ночь.
Ну а потом, когда я уже поступила, началось общежитие со всеми вытекающими отсюда последствиями. А так как я была обожаема своими родителями и избалована, мне все-таки было тяжело. Правда, сейчас я этому общижитию благодарна за то, что прошла его школу и выдержала: и голод, и холод, и одиночество. А после в моей судьбе появился Ваня.

И как же он появился?
Мы с ним учились на одном курсе. Правда, сначала не замечали друг друга: у меня были свои проблемы, у него свои. А потом получилось так, что жизнь нас столкнула: мы вдруг разглядели друг друга, подружились и решили пожениться. Мне было восемнадцать лет, а ему девятнадцать.
Обе наши мамы очень переживали. У обеих был шок, но мы поженились и просто поставили их перед фактом. Им ничего не оставалось делать, как согласиться. Потом моя свекровь, Ольга Владимировна Волкова, переехала в Москву — и с тех пор мы живем вместе.

Вам трудно было входить в эту семью театральных знаменитостей?
Наоборот, очень просто. Они настолько легкие люди, настолько без всяких задних мыслей, что никаких проблему нас никогда не возникало. Мы с Ваней жили в общежитии до конца учебы, потом снимали квартиру, а потом было одно общее желание — жить всем вместе. И хотя сейчас у меня есть возможность купить квартиру, но я считаю, что разъезжаться – глупо, нас четыре близких человека, и нам надо поддерживать друг друга. Тем более что Ванька все время в разъездах, я и Ольга Владимировна тоже, и мы так редко бываем все вместе. А кроме того, ведь вместе и интересней. На тусовки я не хожу, я их ненавижу, после репетиций мне обязательно нужно прийти домой, потому что я — человек домашний и только дома могу собраться с мыслями.

Ваш Ваня как будто все время прячется в тени, в тени своих замечательных родителей – артистов Николая и Ольги Волковых и в вашей. Расскажите о нем немного по-подробнее – кто он и чем сейчас занимается?
Он – потрясающий артист, потрясающий! Сейчас он занимается клоунадой, и так, как Ваня работает, я никогда не смогу. Он работает в Лондоне в труппе у Вячеслава Полунина. Слава знал Ваню с детства, и у нас дома висит Ванина детская фотография, на которой Полунин ему написал: “Из тебя выйдет великий клоун!” В октябре Ваня уехал на два месяца в Монреаль, потом у него был Бродвей, а затем Гавайи. Совершенно сумасшедшая жизнь!

Когда же вы с ним успеваете встречаться?
Я стараюсь приезжать к нему, как только появляется какая-нибудь возможность. Вот в августе приезжала к нему на день рождения, с трудом успела. Из Дюссельдорфа я должна была доехать до какого-то крошечного городка в Голландии, но самолет задерживался и я опаздывала. И все-таки без десяти двенадцать я поздравила его с днем рождения. Я провела с ним почти месяц и одновременно проработала у Славы Полунина: помогала ему, ставила декорации, шила костюмы, рисовала эскизы, делала реквизит. Даже немножечко выходила на сцену. Слава меня приглашал к себе, но, к сожалению, я не могу бросить театр и все свои прочие обязательства.

А как же дети? Или вы пока не думаете об этом?
Не знаю, у меня есть пример моей мамы, для которой дети – это было все. И я знаю, что для меня мой ребенок — это тоже будет все, а я пока к этому не готова.

В нашумевшем спектакле Галины Волчек “Три товарища” по Ремарку вы играете роль Пат – великолепной, умной, любящей девушки, которая умирает от туберкулеза. Вам хватило жизненного опыта, чтобы понять и сыграть эту трагедию умирания?
Вы знаете, у меня самой в жизни была очень страшная история, которая помогла мне лучше понять Пат: я могла потерять ноги и остаться на всю жизнь калекой. Я не хочу вдаваться в подробности, но у меня были неприятности с позвоночником и в какой-то момент я даже не могла двигаться, я не чувствовала ног. Мне было тогда 15—16 лет, и я ни на секунду не могла поверить в то, что мне говорили врачи. Я все равно жила так, как хотела. Врачи в один голос твердили, что мне категорически нельзя быть артисткой, что мне нельзя расстраиваться, что любой нервный срыв может иметь для меня самые серьезные последствия. И мое поступление в финансовый институт не в последнюю очередь связано именно с тем, что мне необходимо было иметь спокойную профессию.
Но потом я поняла, что, сидя в кресле бухгалтера, я буду еще больше расстраиваться, нежели выступая на сцене, потому что переизбыток энергии тоже плохо влияет на нервную систему. Мне некуда было приложить свои силы, и я ходила по институту и эпатировала всех. И, может быть, это все закончилось бы катастрофой, если бы я вовремя оттуда не ушла. Но поверить в то, что у меня когда-нибудь откажут ноги и я буду ездить в инвалидной коляске, я не хотела и не могла.
У меня было огромное желание жить и испить эту чашу до конца. Когда я поступила в Казанское театральное училище, у меня был еще один срыв и врачи снова стали настаивать, что нужно завязывать с театром и просто жить. Но я продолжала делать по-своему. Вот что касается моего личного опыта. Поэтому и в Пат я играю не ужас смерти (нормальный человек никогда не готовится к смерти заранее), а ужас расставания с любимыми, с друзьями, ее желание – оставаться женщиной до конца.

Беседовала Лилия Байрамова.

Источник

  • «Математик, Хиппи, Актриса?» «Домашний очаг», № 3, 2000