Свободное дыхание Чулпан

Материал из Милләттәшләр
Перейти к: навигация, поиск
Чулпан Хаматова

«СВОБОДНОЕ ДЫХАНИЕ ЧУЛПАН»

Хаматова Чулпан Наилевна - Актриса театра и кино, Заслуженная артистка России, ведущая актриса театра «Современник», лауреат Государственной премии в области театрального искусства (2004), а также премий «Золотая маска», «Кумир», «Чайка». Член Общественной палаты Российской Федерации.

Стремительно входит: маленькая, хрупкая, на огромных каблуках. Потертые джинсы, маечка, на голове — папильотки (через два часа ей играть в «Грозе»), под мышкой — огромная кипа журналов… «Ну и что с этим делать?..» Она плюхает кипу бумаг на стол и идет к окошечку буфета. Мы встречаемся в театре. Я смотрю ей вслед и чувствую, что начинаю улыбаться: маленькая Чулпан ходит бесстрашными журавлиными шагами. Я давно заметила: так отважно шагают лишь птицы. Только у птиц походка существ, побеждающих пространства. Над землей, по которой они идут, всегда можно взлететь…

— Вы мне сделаете чай?
Ослепительная полудетская улыбка.
Буфетчица тоже мгновенно начинает улыбаться. Вслед за ними улыбается одинокий посетитель за столиком, сидящие здесь же директор театра и его собеседник. У нее такое свойство — растягивать лица в неподдельном удовольствии. Как у весеннего солнца.
— Чулпан! Как я тебе рада, Чулпаша!
Теперь уже улыбается вошедшая в буфет актриса Галина Петрова. Стремительно садится за столик.
— Ой, вы только не подумайте, что это я о вас. В смысле про интервью. К вам лично это никакого отношения не имеет. Про вас просила Женя Кузнецова, а Женю я ужасно люблю…
Стремительно закуривает.
— Все. Говорите. Я готова.

ВЫДОХ
— Чулпан, а это вы ради «Грозы» в брюнетку перекрасились?

— Я, собственно, светлой никогда не была. Вот это — мой цвет, близкий к родному, только чуть-чуть на концах подкрашен.
— Странно. Мне вы всегда казались такой, знаете, светло-русой…Сейчас вспоминаю, какая вы в «72 метрах» — это последнее, что я видела с вами в кино, — и тоже кажется, что вы там блондинка…
— Нет, в «72 метрах» я каштановая… Но я вас понимаю. Это все пошло от «Страны глухих» — там у Валеры Тодоровского был такой удачный, всеми ожидаемый образ — тогда хотелось, наверное, такую патоку и нежность, что он в десятку попал, и с тех пор это мое клеймо… Вообще «Страна глухих» была для меня серьезным психологическим испытанием. Эта роль шла вразрез с моим характером, темпераментом и психотипом, но все почему-то решили, что я вот такая и в жизни. Меня многие люди начали ощущать соответственно кинообразу. И это было ужасно. Я стала заложницей своего персонажа… Я же на самом деле никогда не была нежной героиней. Ни внутри, ни на сцене… Никогда.

ВДОХ
— Вы помните момент, когда вы почувствовали себя взрослой?

— А я всегда была взрослой. Всегда так себя ощущала. Я, например, всегда боялась маму отпустить переходить через дорогу. Мне казалось, что она без меня не справится… Вообще все время очень волновалась за родителей. Папа у меня очкарик, и я всегда рыдала в мультиках над образами очкариков, которых обижают, потому что для меня это был образ самого ближайшего беззащитнейшего человека. Конечно, он содержал семью и заботился о нас, но внутренне он человек был очень мягкий… И в фильме про Штирлица, когда профессора Плейшнера убивают, я практически сутки навзрыд плакала, не могла успокоиться, не понимая сюжета. Было мне лет пять. Я плакала только потому, что очкарика посмели обидеть и убить… Поэтому я не помню ощущения детства в смысле какой-то нерешительной беззащитности. Наоборот — всегда я хотела кого-то защитить… А потом было лето, когда у меня младший брат родился… Мне тогда было десять лет… Так вот, я лежала на диване. И вдруг я увидела, что ноги мои находятся где-то вдалеке. Я до сих пор помню это ощущение. Что они у меня где-то в метре от глаз, а не в пятидесяти сантиметрах, как обычно, и что они какие-то большие, просто огромные, потому что у меня сразу, с десяти лет, был размер такой же, как сейчас… И вот это было состояние шоковое. Такое ощущение: ты живешь-живешь, а потом роз — и видишь себя со стороны. Вот я его очень запомнила…

ВЫДОХ
— А скажите, Чулпан, дом вашего детства отличался от того, в котором вы живете сейчас, и от того, который вы хотели бы иметь?

— Вы знаете, это все настолько неконкретно для меня — все, что связано с воспоминаниями детства, что я даже не могу сказать, хотела бы я или не хотела… Просто это отдельная какая-то жизнь, совершенно отдельная от меня сегодняшней, но в то же время это и есть я сегодняшняя, потому что все, что я есть, — это и есть мои первые двенадцать лет… Из всего этого детства сформировался тот человек, который сидит перед вами сегодня в 16.00…
— Ну, скажем, с какой героиней сказочной вы себя ассоциировали?
— Безусловно, Пеппи Дпинныйчулок и, безусловно, Карлсон. У нас была любимая игра: мы бегали по крышам гаражей. У нас был замечательный двор, с газонами, с бутонами пионов, яблонями, вишней, — это был обычный пятиэтажный дом, но кооперативный, поэтому любви во двор было вложено много. Это старая Казань, если вы там бывали, старый город— и вот такой чудный двор. Там были теннисные столы, вьюны вокруг песочницы, липовые деревья, то есть постоянно что-то цвело. Сначала цвели тюльпаны, потом пионы, потом сирень, потом яблони, потом липа… Все было очень красиво… Очень. Сейчас это все разрушено. Построили на месте этого двора какой-то новый домик навороченный… Поэтому у меня было замечательное детство… Я однажды повисла на шарфе на клене. Мама сейчас очень любит рассказывать всем эту историю… Я залезла на дерево, поскользнулась, зацепилась и осталась висеть на шарфе. Как Айседора Дункан. И висела я так достаточно долго, пока меня не сняла какая-то соседка… Каким-то образом не удушилась. Ощущение это помню очень хорошо: что подо мной песочница и корни. Помните, в детстве корни у деревьев кажутся такими большими? Вот эти корни я помню в тот момент. В общем, меня сняла соседка и доставила домой. С перекошенным лицом и квадратными глазами. Рассказала маме эту историю. Мама, конечно, в ужас пришла… А я, знаете, не испытывала страха вообще. Вообще не знала, что это такое, до определенного возраста. Не боялась ничего, кроме темноты. Я прыгала с высоты второго этажа в сугроб, не думая, что это может быть не сугроб, а груда кирпичей…
— Да меня до сих лор поражает, с каким бесстрашием вы прыгаете по сцене.
— Все мне делают комплименты, но никто не знает, чего мне это стоит. Как мне надо выкручивать свое заупрямившееся к 30 годам тело…Я занимаюсь много. Вот я час с лишним перед спектаклем разминаюсь. Все смеются надо мной в театре, когда я пыхчу. Но это я делаю только для себя, чтобы ни в коем случае ничего не потянуть на спектакле — выйти горячей, чтобы мышцы все были в боевой готовности…В 18 лет мне не нужна была разминка. Я просто так выходила тогда и делала все подряд. А сейчас уже этого нет. Ничего не поделаешь…

ВДОХ
— Чуппан, вы мне можете описать ваши сегодняшние моменты счастья?

— Хм. Так приятно ночью, в машине, когда едешь после спектакля:играет музыка приятная, и ты уставшая, и трепещут цветы на заднем сиденье в машине… Бывают цветы, а бывает и нет, но все равно приятно, потому что едешь медленно, никуда не опаздываешь, никуда не торопишься, а просто едешь домой…
— А какая у вас машина?
— Микроавтобус Citroen С8.
— А зачем вам микроавтобус?
— Потому что на корабль похоже. На корабль похоже и еще потому, что двое детей. Туда можно поставить коляску и ее не складывать. Поставил коляску на тормоз и едешь. Ребенок, пока был маленький, вообще там спал…
— А вы ее что, с собой возили всюду?
—Ну да. Если у меня какие-то маленькие пробы, я могу не вызывать няню, а ехать с ребенком. Приезжаем на пробы, я Арину вынимаю, она там бродит… Ну а если в магазин еду, оставляю ее иногда спать в машине…
— И не боялись, что ребенка украдут?!
— Ну я же машину закрываю!..

ВЫДОХ
— Чуппан, которая ничего не боится, должно быть, увлекается экстремальным спортом. Так?

— Уже нет. Иногда доезжаю до театра на роликах. Но это не экстрим, а удовольствие, потому что дорога идет через Москву-реку… Правда, недавно плавала с аквалангом.
— Видели рыб?
— Видела, но рыбы как раз на меня никакого не произвели впечатления. Потому что я в детстве изучала рыб в аквариумах.
— Что же тогда?
— Ощущение космоса. Космос. Когда ты не ощущаешь своего тела. Это какое-то внеземное состояние голубой воды… Я, кстати, в фильме, где только что снималась, играла дайвершу. Вообще дайверы замечательные люди. Есть такой клуб, называется «Адмирал Бенбоу», и когда я к ним пришла на консультацию… Я вообще сначала себе придумала такой образ: дайверша, такая молчаливая, интроверт, общается только с рыбами… А они меня снизу посадили обедать, напоили чаем. Они сразу сказали: тебе нужен такой и такой реквизит. Я спросила, а где его взять, а они взяли и отдали его просто так… А один только компьютер дайверский — он очень дорога стоит… Вот такого размаха люди. Я была поражена. Я узнала, что дайверы никогда не ныряют одни. И там такое братство. Все истории о людях в побрякушках — это все ерунда. Они снимают там фотоаппаратами, снимают эту красоту— они ради красоты это все делают. Вот это для меня было открытие.
— А вы всегда ходите знакомиться с прототипами перед тем, как играть?
— Конечно. Ну просто в сценарии там была какая-то невнятная история, а мне хотелось внятной истории, и, когда я к ним пришла, у меня все сразу встало на свои места и все как-то стало внятно и понятно. Потом много там всяких шуток и находок. Если бы я не пошла, у меня не было бы роли. Я всю роль сделала на общении с этими людьми.
— А у вас не вызывает протест образ Катерины, которую вы должны играть в «Грозе»? Такой бабенки — мартовской кошки?
— Ну что вы, я его сама придумала. Как он у меня может вызывать протест?
— Сами?
— Вместе с Ниной Чусовой, конечно. Я люблю режиссеров, которые работают вместе с артистами. Открывают их, а не закупоривают, как бутылку с вином. У меня так было один раз, и я ушла с проекта. Артист — полноценный художник, а не марионетка. Я ненавижу ссориться и скандалить, мне проще развернуться и уйти, но я очень тяжело переживаю, когда что-то происходит против моей воли. Даже не против органики — против органики профессия такая, а против воли, против моего понимания… Бывают разные ситуации, когда группа устала после шести часов съемок и мое желание что-то переделать воспринимается как каприз… И ты не можешь говорить, что недовольна, не можешь просить собственный дубль переделать, приходится делать дубль режиссерский, который обычно и идет… Хотя бывают исключения. Я снималась в одной немецкой картине. И там я все время кивала головой на все требования режиссера. Я кивала, потом делала все по-своему, он страшно кричал и ругался, потом делала его дубль, но в конце концов в картину вошла половина того, что я делала. Он даже потом извинялся. То есть пришлось идти на хитрости, когда я поняла, что переубедить его невозможно… Я вообще ненавижу тупых артистов. Это самое страшное, что может быть. Когда у тебя глупый партнер, это застрелиться можно.
— А вам пока не тесно в профессии актрисы?
— Пока нет. Может быть, я повзрослею, а меня по-прежнему будут видеть девочкой из «Страны глухих», и тогда нужно будет делать что-то совсем кардинальное, ну вроде ухода в режиссуру, хотя я не представляю это себе, ибо ненавижу ответственность любую. А режиссер — это столько ответственности…
— Ну ладно. Будучи мамой двоих детей, говорить о нелюбви к ответственности…
— Ну, здесь ты и они, и никого больше. А тут режиссер и актеры, смотрят тебе прямо в глаза…

ВДОХ
— Можно спросить, как часто вы совершаете нелепые поступки?

— Нелепые поступки со временем могут оказаться вовсе не нелепыми. Вот если бы я не забрало из финансового института свои документы, все могло обернуться катастрофой. Просто трагично. А мне ведь никто не говорил, что у меня есть способности. Не было такого человека, который бы мне сказал: иди в артистки. Никогда…
— То есть вы запросто могли стать бухгалтером?
— Ну да. Ужасно. При моей ненависти к бумагам это была бы трагедия в жизни… Вообще-то я поначалу хотела сделать все очень грамотно. Поступить, а потом забрать документы. Думала: не поступлю — буду дальше учиться. Но в театральном училище казанском шел третий тур (на два я опоздала), и на нем обязательным был аттестат. Без него даже не брали на прослушивание. Пришлось пойти и забрать документы. И я пошла и забрала. Встретила педагога по математике, который очень меня любил и я его тоже, но ничего ему не сказала. Просто мимо прошла с документами и пошла в училище. А потом я прошла третий тур…
— Но как же вы все-таки решили, что вы актриса?
— Я вообще не отдавала себя отчета в том, что можно задать себе вопрос о праве на это ремесло. Я понимала только, что это мне нравится. Нравится. Вот когда я хожу в театр, в кино, я понимаю, это хочу быть на месте людей, которые перевоплощаются, страдают, радуются… И своими юными мозгами понимала, что это должно быть испробовано. Потому что, если что-то нравится, оно же должно у тебя быть. Непременно. Разве не так?

ВЫДОХ
— Вообще мне кажется, сила в легкости, свете и открытости. Потому что очень легко выругаться, когда тебя подрезает машина. А улыбнуться в ответ на хамство очень трудно… Идея непохожести, необходимости быть какой-то необычной, творчески-креативной — это для меня какая-то странная запарка. Быть в угоду чему-то кем-то? Сила в простоте. В простоте.
— То есть ваш генеральный вывод в том, что у вас в жизни всегда будет стакан не полупустой, а наполовину полный. Так?
— Да. Именно так. Подвергать себя депрессиям по поводу того, что у тебя чего-то нет или не так, — нет, увольте. Я вообще не из тех людей, которые будут говорить: весь мир, заткнись, у меня депрессия… Всегда чего-то мало, всегда чего-то не хватает. Ну просто надо понять однажды, что все, чего тебе не хватает, — это хорошо. Хорошо!.. Любить— хорошо. Ждать любви, когда ее нет, — тоже хорошо, потому что можно фантазировать… Вы знаете, я однажды провалялась месяц в больнице. Боли были страшные. И я поняла, что я вообще такая дура! Ну чего я переживала и плакала, когда у меня ноги ходили и спина не болела? В тот момент у меня слово «счастье» стало заключаться в том, чтобы у меня ноги заходили. Все. Конкретно и абсолютно… Ну это у Чехова в «Трех сестрах» Вершинин лучше меня говорит…

ВДОХ
— Чулпан, расскажите мне о своей жизни за последние 48 часов.

— Утром я была на съемках в ваш журнал. До этого у меня была одна неприятная формальная бюрократическая процедура — это мы опустим— в 9 утра… Ночью я читала сценарий новый— не могу пока рассказать какой, потому что меня еще не утвердили, я еще не встречалась с режиссером, а так все очень понравилось… До этого я озвучивала «Детей Арбата» пять часов на «Мосфильме». До этого я гуляла на детской площадке, а до этого я прилетела из Греции, где я снималась у Веры Сторожевой. Там главные роли играют Аня Арланова и Юра Колокольников, а я такая третья, дайверша, — помогаю молодым найти свое счастье. Не очень удачно, правда, но тем не менее… Это было очень здорово, мы ездили с детьми. Они немножко отдыхали, а я немножко работала.
— А вы отдыхаете с детьми? Двумя маленькими?
— Может, конечно, я привыкла, но меня это совершенно не пугает. Была со мной, конечно, мама моя, она помогала, когда я снималась… Но я вообще люблю такой отдых. Я не люблю просто лежать, валяться… Дети сразу идут со всеми знакомиться, и я благодаря им расширяю родительский кругозор: обмениваюсь международным опытом. (Смеется.) Больше всего мне понравились английские семьи с английскими детьми. Я была потрясена: там прививается насильственным путем — достаточно насильственным — такое понятие, как «щедрость». Жестко достаточно. То есть если твой ребенок не дал кому-то игрушку, он будет подвергнут строжайшему наказанию. Что для меня было удивлением, потому что я знаю немецких детей, и там это как бы все поощряется… Про нас я вообще уже не говорю, у нас первое слово «мое» и «не давай ему игрушку, сломает». А английские семьи — доброжелательные, открытые. И нет разницы, общается он со взрослым или с ребенком. То есть он общается с девочками моими, тут же переключается на меня, и для него нет вот этой дифференциации, что сейчас он должен перейти на «вы». И это очень подкупает, потому что сразу загребает тебя в свой мир — такое какое-то безграничное пространство возрастное.
— А чем вы себя удивили, когда стали мамой?
— Не знаю. Полы мою каждый день.
— Сама?!
— Сама. Ну иногда моет няня — у нас очень хорошая няня, но это не входит в ее обязанности, и потому я с нее эту ответственность стараюсь все-таки снять…
— А сколько вы часов в день спите?
— Вообще я люблю поспать долго, но не получается. От пяти до семи. Мы встаем все вместе около семи тридцати. Сначала встает маленькая, потом средняя, а потом все мы вместе. Бодро и весело.По крайней мере, стараемся делать вид, что это бодро и весело.
— То есть вы пока не знаете, что такое усталость?
— Очень знаю. Вот сейчас конец сезона, и это очень чувствуется…Мы ведь практически весь сезон выпускали «Грозу» — тяжело, со всякими скандалами. Но что такое усталость от детей — это мне пока неизвестно…


ВЫДОХ
— Можно спросить, какие люди произвели на вас за последнее время самое большое впечатление?

— Тут я легко вам отвечу. Мы недавно летели из Питера с Башметом. Я была с Ариной, и Арина проплакала весь полет. А до этого Башмет сказал, что для него этот рейс — единственная возможность поспать, потому что у него потом концерт. Мы сели в самолет, и Арина начала кричать и плакать. Весь полет прошел под гневные речи самолета. Но меня интересовала только спина, застывшая впереди. Я думала: боже мой, она не дает Башмету спать!.. И вот самолет приземлился. Башмет встал, и я начала покрываться пятнами. А он это увидел и сказал: «Какой у вашей дочери прекрасный голос! Благодаря ей мне снились такие прекрасные джазовые вариации…» Понимаете, это для меня какой пример культуры внутренней! Ведь он мог просто помолчать. Но, видя мое состояние, решил меня поддержать.
— Чулпан, а зачем же вы маленькую Арину с собой в самолет брали?
— Зачем? Не знаю…

ВЗЛЕТ
— Я вообще вот что поняла. Нужно жить сейчас и здесь, любить и не бояться. Нужно пробовать, не строя долгоиграющие планы, — просто любить и радоваться. Вообще это очень, ну очень хорошо — жить! Радоваться, получать удовольствие и не заботиться о будущем… Зачем? Как только ты начинаешь что-то прогнозировать, все становится так несвободно и неприятно. Денег копить у меня все равно не получается, потому что, если я сейчас решу, что мне нужно более навороченную машину, квартиру побольше, я попаду в собственноручно построенную ловушку. Надо жить легко. Жизнь — она ведь такая короткая! Такая короткая, но такая удивительная!

Источник

  • «Свободное дыхание Чулпан» «Домовой», № 9, 2004